— Вот уж нет! Они именуют себя монархами «милостью Божьей»! Их глашатаи об этом твердят то и дело — и когда предваряют королевские процессии, и когда зачитывают указы!
— Совершенно верно, леди Мейроуз, совершенно верно, — кивнув, подтвердил архиепископ, и взгляд его согрелся, когда он посмотрел на девушку. — А если они — монархи милостью Божьей, они должны править своим царством в верности и послушании Господу, и потому ими должны руководить служители Бога.
— В этом у меня нет никаких сомнений, — подхватила баронесса. — В конце концов, кто я такая, чтобы спорить с архиепископом? Я простая смертная.
Глаза леди Мейроуз сверкнули, но она промолчала.
— О нет, я знаю, что вы правы в том, что отделили Грамерайскую Церковь от Римской, — продолжала баронесса. Она протянула руку, желая коснуться руки архиепископа, но в последнее мгновение отдернула. — И поэтому вы должны были стать архиепископом — это я тоже хорошо понимаю. Не сомневаюсь я и в том, что вы справедливо говорите, утверждая, что король и королева должны быть руководимы вами. — Она покраснела. — Но должна признаться: я более верю в отца Видцекома, нежели в любые доктрины.
— Или, иначе говоря, вы склонны поверить в доктрину, если ее автором является отец Видцеком? — с улыбкой проговорил архиепископ, но было видно, что он несколько разочарован. — Но я должен предупредить вас, о моя духовная дщерь, и спросить: нет ли хотя бы доли гордыни в этой вашей верности мне?
Баронесса зарделась сильнее и отвела взор. Леди Мейроуз понимающе улыбнулась.
— О нет, милорд! — бросилась она на защиту бабки. — Она всего лишь поет вам хвалы с утра до ночи и говорит о том, как это славно, что ее духовник — аббат, ныне архиепископ!
— Я так и думал. — Архиепископ с довольной улыбкой откинулся на спинку стула. — Должен признаться, мне это очень приятно, однако мой долг предупредить вас об опасности греха гордыни.
— Я буду думать о ваших словах, святой отец, — отозвалась баронесса, не поднимая глаз.
— А вы, леди Мейроуз?
— Каюсь, и я в какой-то мере подвержена тому же греху, что и моя бабушка, — с улыбкой отвечала леди Мейроуз. — Но я так горжусь вами, горжусь тем, что вам хватило мужества и разума отделиться от Рима!
— Правда? — удивленно спросил архиепископ.
— О, сущая правда! Папа настолько слеп, что не видит, как правители узурпируют всю власть! Недолго осталось ждать, когда их величества превратят все благородные семейства в своих слуг!
— Славно сказано. — Баронесса с гордостью взглянула на внучку, однако к гордости примешались опасения. — И все же, Мейроуз, ты пугаешь меня, когда говоришь о… — Она запнулась.
— Когда говорю о глупости моих родителей? Ну скажи, скажи, бабушка! Да, они были добры в сердцах своих, но деяния их разума граничили с изменой аристократии! Я не знаю, как вышло, что они пришли к собственному падению, и тем более не знаю, откуда у них взялись убеждения, из-за которых они стали готовы ограбить собственную дочь! — Леди Мейроуз вперила взор в архиепископа. Ее щеки пылали, глаза бешено сверкали. — Рим поддерживает королевские престолы, а следовательно — поддерживает и разорение лордов! Нет, милорд, в Папе я ничего хорошего не вижу, ничего! Хвала Небесам, что вы отреклись от него и послали… — Она смутилась и умолкла.
— Ну, это, пожалуй, слишком сильно сказано, — улыбнулся архиепископ. — Но то, о чем вы говорите, было необходимо.
— О, вы так сильны, так отважны! — сияя, воскликнула леди Мейроуз. — И так мудры, что увидели: только под опекой Церкви народ Грамерая обретет спасение и счастье! Подумать только: воины армии короля то и дело вытаптывают крестьянские поля, когда стремятся искоренить тех, кто противостоит престолу, а королевские судьи жестоко наказывают тех крестьян, которые унесут хоть колосок, когда им недостает еды! А теперь король и королева решили еще и подати увеличить! Ведь это означает, что они хотят вынуть хлеб изо рта у голодных людей! И это при том, что крестьяне еще и своим господам должны дань платить!
В запальчивости леди Мейроуз не заметила, что упустила одну немаловажную деталь: согласно замыслу короля и королевы лорды не должны были отправлять собранную дань в Раннимед, и собственные подати по идее должны были снизить.
— Это пока только слухи, — пробормотала баронесса.
— Однако они не беспричинны, не сомневаюсь! Они сделают это, сделают и много хуже, и никто не осмелится сказать им «нет»! О, должен найтись кто-то, кто скажет этим львам в обличье королей: «Стоять! Ни с места!» А кому это под силу, кроме Церкви?
— Вы вдохновляете меня, леди Мейроуз, — признался архиепископ, — вселяете в меня уверенность. Честно говоря, в последние дни у меня возникли сомнения в праведности избранного мною пути.
— Не сомневайтесь! — вскричала девушка. — О мой духовный наставник! Вы не должны отступать, не должны сдаваться, не должны отдавать ни йоты из того, чего добились! Нет, вы должны стоять на своем, вы обязаны собрать войско и выступить против короля с королевой, если понадобится! Никто не спасет крестьян, кроме Церкви, а ваше добро сможет направить сильную руку королевской власти так, что она не станет душить бедняков, перестанет низвергать лордов с полагающихся тем высот!
Архиепископ согласно кивал — чем дальше, тем более энергично.
— Все так! Именно это я и чувствую в глубине моего сердца! Но какой ответ вы бы дали, если бы у вас спросили, где взять золота, чтобы купить крестьянам крепкие дома и хорошую одежду?