— Какой бы еще совет ты мог мне дать, если ты — приверженец короля? А впрочем… Разве тебе нет резона сразиться против меня?
— Не скрою, есть такой резон. И все же я предпочел бы увидеть тебя на поле боя — на любой стороне, — нежели здесь, где твоя голова может оказаться в корзинке.
— Ну а если наши отцы победят? — спросил Глазго.
Гибелли резко повернулся к нему.
— Ты что, совсем слабоумный? Они поймут, почему мы сражались на стороне короля, потому что не хуже нас знают историю наших родов и то, как поступали наши предки во времена гражданских войн. Разве не всегда так бывало, что семейство, имевшее двоих сыновей, отправляло воевать по одному на каждую сторону? Одного — к владыке, другого — к мятежнику!
— Все так, — согласился Глазго. — Ты прав. Конечно, наши отцы простят нас за эту невольную измену.
— Точно. А нам удастся сберечь головы на пле… — Гибелли вдруг замер. — Господи, каким же подлым трусом я стал, если жизнь для меня дороже чести! — Он зыркнул на д’Огюста. — Вы все сказали верно и рассудительно, милорд, да только я теперь понял, что это была всего лишь хитрая уловка, чтобы заставить меня изменить моему отцу, моему роду и всему дворянству! Но я тебя насквозь вижу, миротворец несчастный. Не миротворец ты, а искуситель, всегда готовый занять сторону победителя! Отойди от меня, сатана!
— Я всего лишь старался принять благоразумное решение, — негромко возразил д’Огюст.
— За твоим благоразумием кроется измена! Вот почему на самом деле ты так ратуешь за Туана Логира, да?
— Нет, — ответил д’Огюст.
— Но как же это? — Архиепископ развернулся и наставил на своего секретаря указующий перст. — Ты убеждал меня в том, что наша братия сможет заставить народ взбунтоваться против короля, а теперь чародеи короля противостоят каждому шагу наших чародеев, да еще и настраивают народ против монахов!
Он стоял спиной к окну в своем солярии. Солнце светило ярко, но лицо архиепископа оставалось в тени. Однако это грозное зрелище не устрашило брата Альфонсо. Более того: он с большим трудом удерживался от того, чтобы не выказать испытываемое им презрение. В конце концов он проговорил миролюбиво:
— В начатой игре, милорд, это вполне резонный шаг. Так что нам нужно всего-навсего сделать шаг ответный.
— Это какой же? Борьба с борьбой? Ты говоришь загадками, брат Альфонсо! Как же это возможно?
— Возможно, если обрушить их удары на них самих, милорд. Они желают поднять народ против духовенства, а мы еще легче сумеем поднять народ против колдунов и ведьм!
Архиепископ поднял голову. Взгляд его стал испуганным.
— Если весь народ ополчится против чародеев, — продолжал брат Альфонсо, — король вряд ли отважится пользоваться их услугами, иначе их растерзают разгневанные толпы.
— И это было бы мудро с его стороны, — невесело заметил архиепископ. — Толпа и в самом деле готова, того и гляди, восстать против чародеев. И тогда мы снова увидим, как людей сжигают на кострах или хоронят, проткнув сердце осиновым колом.
Брат Альфонсо пожал плечами:
— Таковы издержки.
— Издержки! Теперь благодаря моему сверхизобретательному советнику народ ополчится против нашего ордена! Против самого монастыря!
— А я думаю, этого не случится, — с кислой усмешкой отвечал брат Альфонсо. — Есть способ добиться нашей цели без особых сложностей. Мы могли бы доказать, что Зло сеют не чародеи вообще, а только те, что служат королю.
Архиепископ нахмурился:
— Это каким же образом мы могли бы такое доказать?
— Отлучив от церкви их предводителей. — Брат Альфонсо злорадно улыбнулся. — Объявите еретиками лорда Верховного Чародея и его женушку.
— У тебя есть какая-то особая причина посетить деревню под названием Мольтрейн, Род?
Спору нет — есть нечто необычное в том, чтобы твое транспортное средство интересовалось мотивом его использования, но Векс для Рода был исключением. И Род для Векса тоже.
— Официально — за колбасой к обеду, — ответил Род. — По крайней мере так я сказал Гвен.
— А она не поинтересовалась, почему ты не захотел поехать за колбасой в Раннимед? Там ты мог бы купить ее в любом трактире, а расстояние почти такое же.
— Нет, не поинтересовалась, а это значит, что она поняла: мне нужно некоторое время побыть одному.
— Дорога до Мольтрейна и обратно займет не более часа, Род, даже если я буду плестись шагом.
— Этого вполне достаточно. Мне и самому не хочется дальше оставаться вне дома. Между нами, Векс… Должен признаться, этот треклятый конфликт заставляет Гвен нервничать гораздо сильнее, чем любое из сражений, которые нам доводилось переживать прежде.
— Хочешь сказать, что это связано с ее религиозными убеждениями?
— Ну да. Похоже, как раз поэтому. А я и не подозревал, что они у нее вообще есть.
— Несомненно, она хорошо их скрывала, Род, — берегла твои чувства.
Род нахмурился и уставился в затылок Векса.
— Что ты имеешь в виду?
— Она понимает, что ты испытываешь неприязнь к внешним проявлениям религиозного чувства, Род, к ритуалам и таинствам, и потому старается сдерживать себя.
Род вытаращил глаза.
— Род?
— Да здесь я, здесь. Векс, я вовсе не испытываю отвращения к литургии — мне просто религия не по сердцу!
— Тебя растили католиком, Род, а когда к вере приобщаются в детстве, она потом никогда не покидает человека окончательно.
— Ну да, раннее промывание мозгов… — Род поежился. — Ну ладно, признаюсь: как подумаю про загробную жизнь, так вспоминаю, что я — католик и что надо играть по правилам.